Когда она была маленькая, они жили с родителями. На вид все отлично, приличные девочки, бантики, вторые колготки зимой, как мама требовала, чешущиеся страшные шерстяные платья, «как тебе не стыдно», «ты же девочка», и все послания, так привычные в нормальной советской семье. Папы было мало. Он был много в командировках, на работе, и все воспоминания о маленьких и больших предательствах приходятся стройным рядом обвинений на маму, которая делала очень недовольное лицо, когда что-то не соответствовало ее ожиданиям. Ожиданий было много, каких именно – никто не знал. Папа тоже не знал. Его просто физически почти не было.
То, что папы не было, Маша осознает не с первого взгляда. Для нее папа – человек мягкий, настоящий мужчина, одинокий, мама его сломала. Мама была сильная и со временем урезала его круг друзей, стала водить его на выставки, которые ей нравились, давать ему читать книжки, которые ее интересовали, увлекла его своими интересами.
Он все делал. И сломался.
Маша смотрит на меня. Чем дольше она рассказывает про маму, тем больше ей становится понятно, чего она хочет от своего молодого человека. Она хочет, чтобы он ходил с ней на выставки, которые ЕЙ интересны… А он не ходит.
Эго болит.